– Надо уходить, пока из ловушки есть выход.
– Куда? – сверкая глазами в свете костра, возразил Херилак. – Разве от них спрячешься? Ты мандукто саску, тебе повинуются охотники и женщины. Знаешь ли ты место, куда можно увести их?
Поколебавшись, Саноне проговорил:
– На запад через пустыню. Говорят, что за ней есть вода и зеленая трава.
– Ты хочешь вести туда саску?
Затрещал огонь, в костре упало полено, и Саноне ответил не сразу.
– Нет, я не хочу уводить их из долины. Мы всегда жили здесь. И, если нам суждено умереть, мы умрем здесь.
– Я не хочу умирать, но я устал все время бежать. И мои саммады тоже. Если они решат, я уведу их отсюда, но сомневаюсь, чтобы они решились на новый поход. Время бегства миновало. Рано или поздно придется остановиться и лицом к лицу встретить мургу. Пусть это случится скорее. Все мы устали.
– Вода в реке опустилась. Обычно дожди в горах в это время года наполняют ее до краев.
– Утром я возьму охотников, мы разведаем, что случилось в горах. Тебе не кажется, что это работа мургу?
– Не знаю. Но мне страшно.
– Всем нам страшно, мандукто. Мургу приближаются словно зимняя метель – кто может остановить бурю? Одна из женщин заметила на краю обрыва зеленые лианы. Она не стала к ним подходить, потому что они выглядели как те, что в ядовитой ограде мургу.
– Утесы высоки.
– Но лианы быстро растут. Когда я сплю, мне уже снится смертная песня. Знаешь ли ты, что это значит?
Саноне ответил холодной и мрачной усмешкой.
– Могучий Херилак, смысл своего сна ты знаешь и без толкований мандукто. Я тоже слышу смертные песни.
Херилак угрюмо взглянул на звезды.
– Родившись, мы сразу начинаем умирать. Я знаю – моему тхарму суждено оказаться там, между ними. Но не холодный ветер, а приближение нового дня заставляет меня ежиться. Неужели мы ничего не сможем сделать?
– Керрик вел нас в бой с мургу и привел нас к победе.
– Не называй мне этого имени. Он ушел и оставил нас погибать. Он не поведет нас больше.
– Он оставил тебя или ты его, о могучий Херилак? – негромко спросил Саноне.
Вспыхнув, Херилак начал было сердитые речи, но сразу умолк. Воздев к небу руки, он сжал кулаки и вновь опустил их.
– Если бы слова эти сказал охотник, осмелившегося на дерзость я ударил бы этой рукой. Но не тебя, Саноне, ведь ты видишь насквозь всех нас, понимаешь тайные думы. После гибели моего саммада во мне уживаются два человека. Один вечно кипит гневом и жаждет лишь смерти врагов, отвергая советы, забывая всякую дружбу. И когда Керрик нуждался в помощи, этот Херилак оставил его одного. Так было. Но теперь, окажись он здесь, у меня нашлось бы для него иное слово. Но он ушел на север и погиб там. А теперь мы оказались в этой долине, где повсюду нас окружают мургу. Гнев мой стал утихать, и я вновь чувствую себя тем, кем был прежде. Может быть, слишком поздно.
– Никогда не поздно избрать верный путь, ведущий к Кадайру.
– Я не знаю Кадайра. Но искорку, ставшую моим тхармом, раздул Ерманпадар. И скоро мой тхарм засияет среди прочих звезд.
– Да, путь наш впечатан в скалу. Нам остается только следовать ему.
Огонь угас, остались тлеющие угли. Холодное дуновение с севера пронеслось над долиной. В ясном ночном небе ярко горели звезды, Тану и саску спали, а мургу с каждым днем подступали все ближе. Глянув на склонившуюся голову Херилака, Саноне подумал: останется ли в этой долине хоть один живой человек, когда зеленые ростки весной пробьют землю?
Еле заметный в сгущающихся сумерках берег Энтобана далекой тенью чернел на западном горизонте. Когда волна поднимала лодку, становились видны снежные вершины далеких гор, покрасневшие в свете заката.
Взглянув на Калалеква, скорчившегося у рулевого весла, Керрик снова заговорил, осторожно выбирая слова и стараясь не разгневаться:
– Вода почти кончилась...
– Я не хочу пить.
– А я хочу. И Армун тоже. Надо высадиться на берег и наполнить мехи.
В сумеречном свете Керрик заметил, как по коже Калалеква пробежала волна и шерсть встала дыбом. Тот давно сбросил всю одежду, тогда как для тану едва потеплело.
– Нет, – ответил Калалекв и задрожал. – Это страна мургу. Я видел их. Я убивал их. И не хочу больше видеть. Жарко. Повернем на север.
Он толкнул рулевое весло, – подчиняясь движению, лодка повернула, парус обвис. Вспыхнув, Керрик поднялся, чтобы уйти на корму, но руки Армун задержали его.
– Дай я, – шепнула она на ухо Керрику. – Споры не помогут – видишь, какой он стал.
– Ну говори. – Он отбросил ее руку и принялся возиться с парусом. – Только убеди его в том, что нам нужна вода.
Шерсть на теле Калалеква взъерошилась, когда Армун мягко погладила его по плечу.
– Воды много, – пробормотал он.
– Ты знаешь, что это не так. Она скоро кончится, так что все равно придется высаживаться.
– Высадимся на островах... повернем обратно, только не надо на этот берег.
Она вновь погладила и, словно ребенку, сказала:
– Но мы же не знаем, сколько еще осталось до островов, нам нельзя поворачивать. Дух ветра рассердится. Ведь он все время помогал нам попутными ветрами.
– Но не сегодня и не вчера.
– Значит, он услышал тебя и рассердился.
– Нет.
Калалекв теснее прижался к ней и запустил руки под ее меховую одежду на спине. На этот раз она не стала отодвигаться. В темноте Керрик не заметит. А им нужно высадиться на берег, наперекор всем страхам Калалеква. Теперь уже не Керрик беспокоил ее – путешествие на юг, казалось, прогнало все темные мысли из его головы, которые словно перебрались в череп парамутана. Теперь ей приходится подбадривать его, поддерживать в парамутане уверенность в себе. Она умела это делать. Охотники парамутанов и тану были одинаково скоры в гневе, свирепы в битвах и подвержены настроениям. Но ей приходилось терпеть. И покорно идти следом – или брать на себя роль сильного, когда нужно. Теперь парамутан нуждался в ее поддержке не меньше, чем Керрик совсем недавно. Но он хотел большего. Руки его гладили ее по спине, потом скользнули вниз... она отодвинулась.