Она подала ему длинную, покрытую резьбой кость. Керрик покрутил ее в руках.
– Какой-то крупный зверь, только не знаю какой... А это еще что такое? – Он тронул кожаную трубочку, поглядел в отверстие кости, в котором ходила круглая палка не толще стрелы. – Интересно, но непонятно. Больше не могу ничего сказать.
Армун улыбнулась – в щели, рассекавшей ее губу, мелькнули ровные зубы – и опустила кость открытым концом в воду, плескавшуюся возле ног. Она потянула палку вверх, послышалось хлюпанье, и тонкая струйка воды хлынула через борт из кожаной трубки. Он изумленно открыл рот, а потом вместе с Армун расхохотался. Потом снова взял у нее кость.
– Совсем как у иилане, только они выращивают нужные вещи, а это ручной работы. Мне нравится.
Он с восторгом крутил ее, разглядывая резьбу с изображением рыбы, извергавшей струю воды.
Возвращение к паукарутам вызвало настоящий триумф: заливаясь смехом, женщины толкались, чтобы только пройти мимо носилок, на которых несли светловолосого гиганта. Ортнар с удивлением смотрел, как они пытались прикоснуться к его волосам, переговариваясь между собой на своем странном языке.
Арнхвит с удивлением глядел на отца: он успел позабыть про охотников-тану. Чтобы разглядеть сына, Керрик встал перед ним в снег на колени: крепкий мальчик с широко поставленными глазами почти не напоминал младенца.
– Тебя зовут Арнхвит, – проговорил Керрик, и мальчик серьезно кивнул, отодвигаясь на всякий случай, потому что Керрик протянул к нему руки.
– Это твой отец, – сказала Армун, – не бойся.
Но мальчик жался к ноге матери.
Слова Армун пробудили в памяти давние воспоминания. Запустив руку за пазуху, Керрик нащупал на шее ножи, осторожно высвободил меньший. Он снова склонился к ребенку, тот не стал отодвигаться. Держа на ладони сверкающее металлическое лезвие, Керрик сказал:
– Как я получил этот нож от своего отца, так отдаю его тебе.
Арнхвит робко потрогал нож, посмотрел на Керрика и улыбнулся.
– Отец, – проговорил мальчик.
Ортнар выздоравливал до самого конца зимы. Он потерял в весе, боли не отпускали его, но могучий организм одолел хворь. На ногах оставались черные пятна: они гноились и отвратительно пахли, но парамутаны знали, что делать в подобных случаях. Когда дни удлинились, раны зажили, и на ногах образовались рубцы. Подложив в обувь меха, он каждый день ковылял возле паукарутов, заново овладевая собственными ногами. Ходить, не имея пальцев на одной ноге, трудно, но он начинал привыкать. И однажды, далеко уйдя вдоль кромки льда, он увидел подплывающую лодку. Она была из больших – с большой шкурой на поперечной жерди – и выглядела незнакомой. Так и оказалось, Доковыляв до паукарутов, Ортнар увидел, что все повысыпали наружу и с криками размахивали руками.
– Что это? – спросил он у Армун, так как понимал только несколько слов из странного языка. – Чужие, не из наших паукарутов. Очень интересно... Что происходит? Все орут, машут руками. Словно им что-то очень нужно.
– Не пойму, они кричат все сразу. А ты слишком много прошел. Иди в паукарут, а когда я узнаю, в чем дело, – приду и все расскажу тебе.
Ортнар оказался в паукаруте один – парамутаны, а с ними и Керрик, Арнхвит и Харл выскочили к лодкам. Он тяжело, с громким стоном опустился на землю – его никто не мог услышать, а ноги так болели. Радуясь отдыху, он жевал кусок мяса, когда наконец вернулась Армун.
– Добрые вести, – сказала она. – Весь шум из-за уларуаква. Зимой парамутаны все время сокрушались, что они никак не попадаются им. А теперь наконец их выследили. Это очень важно.
– А что такое уларуакв?
– На них охотятся в море. Я еще не видела их, но говорят, что они куда больше, чем мастодонт. – Она указала на ребра над головой. – Это уларуакв, и шкура тоже его, и еда: мясо, жир – это тоже уларуакв. Парамутаны едят любое мясо... – Тут она заметила морскую птицу, благополучно гниющую под кожаным потолком на костяной распорке. – Но в основном их кормит и укрывает уларуакв, лодки они тоже делают из него. Они говорят, что холода и долгие зимы гонят уларуаквов на юг. С каждым годом льды продвигаются все дальше и дальше. Что-то случилось с водой – я не знаю что, но она изменилась. Добывать уларуаквов теперь все трудней и трудней, а это самая большая беда, которая может постичь парамутанов. Нам придется подождать, пока все выяснится.
Все вернулись в паукарут нескоро. Первым заполз внутрь Калалекв, толкая перед собой решетку из тонких косточек. Остальные следовали за ним. Он радостно помахивал замысловатой костяной сеткой, связанной по углам сухожилиями. Армун попросила его говорить помедленнее и, когда он стал объяснять, принялась переводить его слова на марбак.
Керрик не сразу догадался, о чем говорит Калалекв.
– Кости – это карта, по ним они находят путь в океане, как это делают иилане. Попроси, чтобы он показал, где мы сейчас находимся.
После многих вопросов, ответов, объяснений, побывавший за океаном Керрик понял.
– Виноваты зимы. Они изменили не только сушу, но и океан, преобразили все, что находится в нем. Ледяной щит, на котором мы живем, простирается через весь северный океан до другого его берега. Я был в тамошних краях, хотя и не на севере. По неведомой причине уларуакв больше не хочет жить по эту сторону океана, и парамутаны перебрались к его противоположному берегу. Этот иккергак прибыл с другого берега океана, он видел их. Что будут делать наши парамутаны?
Калалекв знаками пояснил свой ответ. Он жестами поднимал паруса, качался на волнах. Все понимали его почти без пояснений Армун.