Зима в Эдеме - Страница 22

Они прошли мимо группы парамутанов, сооружавших на снегу шатер из черных шкур; прекратив работу, они повернулись к пришельцам. Сзади виднелись и другие шатры, от ветра их защищали сложенные из снега стены. Много шатров, – думала, спотыкаясь от усталости, Армун, – здесь два или три саммада. Над, ними вился дымок, и она представляла себе, как тепло и уютно внутри у очага. А еще спокойно. Ветер срывал снег с сугробов и обжигал ее щеки. Сюда, на север, зима уже пришла.

Миновав уютные шатры, они пошли дальше, где у берега высоко торосился покрытый снегом лед. Перелезть через торосы оказалось нелегко. За ними берег круто и ровно поднимался вверх. У основания холма было вырыто несколько полуземлянок, крытых такими же черными шкурами.

Ангаджоркакв потянула Армун за руку к одной из них. Она была закрыта, и Калалекв стал расшнуровывать вход. Все взятые из лодки свертки лежали рядом на снегу. Калалекв протиснулся внутрь и сразу же развел огонь – должно быть, дрова были заранее приготовлены. Дым так и повалил через дыру в потолке, Когда Армун ощутила под ногами твердую землю, хворь ее быстро прошла, и она вместе со всеми стала перетаскивать внутрь шкуры и узлы. Хорошо. Все будет хорошо. Она в безопасности, Арнхвит и Харл тоже. И все они увидят весну. С этой мыслью она прижала к себе ребенка и тяжело села на кучу шкур.

– Побыстрее с костром! – крикнула Ангаджоркакв. – Солнечноволосая устала. Я вижу. Она голодна, ей холодно. Я принесу еды.

– Надо перенести наш паукарут на лед. – отозвался Калалекв, раздувая костер, – бухта замерзла, настала зима.

– Завтра. Сперва отдохнем.

– Да, сделаем это завтра. На льду теперь теплей, чем на суше, морская вода гонит холод. И я нарежу снега, чтобы укрыться от ветра. Будет тепло, мы будем есть и веселиться.

Мысль эта заставила его улыбнуться: предвкушая, он потянулся к Ангаджоркакв. Она шлепнула его по руке.

– Не время, – проговорила она. – Потом, сперва поедим.

– Да, сперва поедим! Я ослабел от голода, – притворно застонал он, но с лица не сползала улыбка.

Зима обещала быть доброй, очень, очень доброй.

Глава девятая

Esseka"cisak, elinaabele nefalaktus"
tusilebtsan tustoptsan. Alaktustsart
nindedei yilcinene.

Когда волна бьет о берег, маленькие рыбки,
которые плавают, дохнут; их глотают птицы,
которые летают; а тех пожирают звери,
которые бегают.
А иилане едят их всех.

Апофема иилане

Ланефенуу была эйстаа Икхалменетса так давно, что лишь самые старые из помощниц не забыли еще предыдущую эйстаа, а уж вспомнить ее имя могли и совсем немногие. Ланефенуу была столь же высока духом, как и телом, – она была на голову выше почти любой иилане – и за время своего правления сильно изменила город.

Амбесид, где она восседала на почетном месте, был сооружен при ней, прежний засадили плодовыми деревьями. Здесь, в естественном углублении горного склона над городом и гаванью заложила она свой амбесид, повинуясь своим причудам. И лучи утреннего солнца озаряли инкрустированный разноцветным деревом трон в задней части углубления. Остальное пространство было в тени. Склон за троном был выложен деревянными панелями дивной работы, покрытыми искусной резьбой и живописью. Изображения казались живыми, и днем фарги вечно толкались возле них, раскрыв рты от изумления. На панелях были изображены темно-синие волны, бледно-голубое небо, энтиисенаты, резвящиеся среди волн, и огромный, от края картины до края, почти в натуральную величину силуэт урукето. На верху высокого плавника была вырезана фигурка капитана урукето, вовсе не случайно похожая на сидевшую под ним эйстаа. Прежде чем подняться к вершинам власти, Ланефенуу командовала урукето, и в душе до сих пор не перестала быть капитаном. Руки и верхняя часть ее тела были разрисованы пенящимися волнами.

Каждое утро Элилилеп в компании еще одного самца, которому доверялось нести кисти и краски, прибывал из ханане в занавешенном паланкине обновить росписи на ее теле; Ланефенуу прекрасно знала, что самцы более чувствительны и артистичны; к тому же каждое утро пользоваться самцом полезно для здоровья. Для этих целей и предназначался кистеносец Элилилепа; сам же Элилилеп представлял собой слишком большую ценность, чтобы держать его на пляже. Ланефенуу была твердо убеждена, – хотя и не высказываема это Укхереб, зная, что ученая начнет язвить, – что ежедневное сексуальное удовлетворение и было причиной ее долголетия.

Но сегодня она ощущала свой возраст: зимнее солнце не грело, и лишь тепло живого плаща на плечах позволяло не впасть в оцепенение. И ко всем прочим бедам добавилось еще и отчаяние от известия капитана прибывшего урукето. Умер Алпеасак – драгоценность Запада, надежда ее города. Его погубили безумные устузоу, если верить словам Эрефнаис. Но приходилось верить, ведь говорила она сама, а не йилейбе фарги, получившая сообщение из вторых-третьих уст. Эрефнаис, капитан урукето, облеченная высшей ответственностью, побывала там и видела все своими глазами. Как и Другая из уцелевших, Вейнте, та, что вырастила город и увидела гибель его. Она поведает обо всем подробнее, она знает больше, чем капитан, которая все время провела в урукето и так и не ступила на берег. Ланефенуу шевельнулась на высоком троне и потребовала внимания. Подручная Муруспе, никогда не оставлявшая се, гразу же подвинулась ближе, ожидая приказа.

– Муруспе, я хочу видеть вновь прибывшую по имени Вейнте, что приплыла сегодня на урукето. Доставь ее ко мне.